Сначала я прочитала аннотацию к «Чтецу». Сюжет (отношения 15-летнего мальчика со зрелой женщиной и их встреча несколько лет спустя на суде, где она – обвиняемая, т.к. оказывается бывшей надзирательницей концлагеря) мне показался по-дешевому мелодраматичным. Но потом… я начала читать, и броские сюжетные линии вдруг наполнились Жизненностью, обрели плоть и объем.

Эта история рассказана от лица героя, который,  вспоминая, воспроизводит не только голые факты, но и все свои сомнения, переживания, осмысления… Мне, например, это было ценно, и даже побуждало периодически делать паузы, отрывая глаза от чтения, чтобы подумать для себя над вопросами и проблемами, мучавшими героя. А в конце книги я также отрывала глаза, намеренно отрываясь от повествования, чтобы не заплакать, т.к. читала на работе…

Это очень жизненная история, без стандартного развития любовной линии и хэппи-энда, но с противоречиями, вопросами. Герои (Михаэль и Ханна) практически не говорят о любви, их отношения почти сразу начинаются с секса и длятся всего несколько месяцев, но... остается нечто, какая-то незримая связь, невыводимый отпечаток, недопорванная ниточка. И на протяжении 25 (!) лет она, так или иначе, натягивается. То, что происходит между ними за это время, трудно назвать любовью, это и общением-то можно назвать с натяжкой, но, тем не менее, ниточка существует, и герои переживают. Молча. И вот эта недовысказанность, недоговоренность больше всего трогает.

 «Жизнь наша многослойна, ее слои так плотно прилегают друг к другу, что сквозь настоящее всегда просвечивает прошлое, это прошлое не забыто и не завершено, оно продолжает жить и оставаться злободневным».

В немецких гимназиях «Чтец» Б. Шлинка уже включен в обязательную программу для изучения. П.ч. на фоне  взаимоотношений двух людей там поднимается более глобальная тема: осмысление Германией  своего кровавого прошлого.

«…что делать нам, новому поколению, с ужасными фактами истребления евреев? Нам нельзя претендовать на понимание того, чего нельзя понять, нельзя пытаться с чем-то сравнить то, что не поддается никаким сравнениям, нельзя задавать лишних вопросов, п.ч. спрашивающий, даже если он не подвергает пережитые ужасы сомнению, заставляет говорить о них вместо того, чтобы, содрогнувшись перед ними, оцепенеть в стыде, сознании своей вины и в немоте…».

И все же роман Шлинка в какой-то степени помогает понять «то, чего понять нельзя». И от этого жутко, п.ч. причина банальна…

Подробнее о писателе здесь: Бернхард Шлинк.

Вот еще кусочек, который мне  нравится своей смысловой наполненностью. Ханна скрывает некую информацию о себе, несмотря на то, что это значительно помогло бы ей на суде. Михаэль догадывается, ЧТО она скрывает и оказывается перед дилеммой: рассказать судье или нет. Советуется с отцом и получает такой ответ:

«– Помнишь, будучи еще маленьким, ты сильно возмущался, когда мама решала за тебя, что для тебя хорошо, а что плохо? Даже с детьми это целая проблема. Философская проблема, хотя философия не занимается детьми. Она уступила их педагогике, что не пошло на пользу детям. Философия забыла о детях, – он улыбнулся мне, – навсегда забыла, а не только на время, как это случалось со мной по отношению к вам.
– Но…
– Что же касается взрослых, тут вообще ничем нельзя оправдать, когда кто-то решает за других, что для них хорошо или плохо.
– Даже если потом выяснится, что это делалось для их же собственного блага?
Он покачал головой:
– Мы говорим не о благе, а о достоинстве и свободе личности. Ведь ты и маленьким хорошо понимал эту разницу. Мама всегда оказывалась права, но тебя это не утешало».

Перевод с немецкого Б.Хлебникова.