Сначала я прочитала аннотацию к «Чтецу».
Сюжет (отношения 15-летнего мальчика со зрелой женщиной и их встреча несколько
лет спустя на суде, где она – обвиняемая, т.к. оказывается бывшей
надзирательницей концлагеря) мне показался по-дешевому мелодраматичным. Но
потом… я начала читать, и броские сюжетные линии вдруг наполнились Жизненностью,
обрели плоть и объем.
Эта история рассказана от лица
героя, который, вспоминая, воспроизводит
не только голые факты, но и все свои сомнения, переживания, осмысления… Мне,
например, это было ценно, и даже побуждало периодически делать паузы, отрывая
глаза от чтения, чтобы подумать для себя над вопросами и проблемами, мучавшими
героя. А в конце книги я также отрывала глаза, намеренно отрываясь от повествования,
чтобы не заплакать, т.к. читала на работе…
Это очень жизненная история, без стандартного
развития любовной линии и хэппи-энда, но с противоречиями, вопросами. Герои (Михаэль
и Ханна) практически не говорят о любви, их отношения почти сразу начинаются с
секса и длятся всего несколько месяцев, но... остается нечто, какая-то незримая
связь, невыводимый отпечаток, недопорванная ниточка. И на протяжении 25 (!) лет
она, так или иначе, натягивается. То, что происходит между ними за это время,
трудно назвать любовью, это и общением-то можно назвать с натяжкой, но, тем не
менее, ниточка существует, и герои переживают. Молча. И вот эта
недовысказанность, недоговоренность больше всего трогает.
«Жизнь наша многослойна, ее слои так плотно
прилегают друг к другу, что сквозь настоящее всегда просвечивает прошлое, это
прошлое не забыто и не завершено, оно продолжает жить и оставаться злободневным».
В немецких гимназиях «Чтец» Б. Шлинка уже включен
в обязательную программу для изучения. П.ч. на фоне взаимоотношений двух людей там поднимается более
глобальная тема: осмысление Германией своего
кровавого прошлого.
«…что делать нам, новому поколению,
с ужасными фактами истребления евреев? Нам нельзя претендовать на понимание
того, чего нельзя понять, нельзя пытаться с чем-то сравнить то, что не
поддается никаким сравнениям, нельзя задавать лишних вопросов, п.ч.
спрашивающий, даже если он не подвергает пережитые ужасы сомнению, заставляет
говорить о них вместо того, чтобы, содрогнувшись перед ними, оцепенеть в стыде,
сознании своей вины и в немоте…».
И все же роман Шлинка в какой-то
степени помогает понять «то, чего понять нельзя». И от этого жутко, п.ч.
причина банальна…
Подробнее о писателе здесь: Бернхард Шлинк.
Вот еще кусочек, который мне нравится своей смысловой наполненностью. Ханна
скрывает некую информацию о себе, несмотря на то, что это значительно помогло
бы ей на суде. Михаэль догадывается, ЧТО она скрывает и оказывается перед
дилеммой: рассказать судье или нет. Советуется с отцом и получает такой ответ:
«– Помнишь, будучи еще маленьким,
ты сильно возмущался, когда мама решала за тебя, что для тебя хорошо, а что
плохо? Даже с детьми это целая проблема. Философская проблема, хотя философия
не занимается детьми. Она уступила их педагогике, что не пошло на пользу детям.
Философия забыла о детях, – он улыбнулся мне, – навсегда забыла, а не только на
время, как это случалось со мной по отношению к вам.
– Но…
– Что же касается взрослых, тут
вообще ничем нельзя оправдать, когда кто-то решает за других, что для них
хорошо или плохо.
– Даже если потом выяснится, что
это делалось для их же собственного блага?
Он покачал головой:
– Мы говорим не о благе, а о
достоинстве и свободе личности. Ведь ты и маленьким хорошо понимал эту разницу.
Мама всегда оказывалась права, но тебя это не утешало».
Перевод с немецкого Б.Хлебникова.